Старик и Смерть

…Не так-то сра­зу и уй­ти
При­дет­ся из зем­но­го ми­ра
К са­дам не­бес­но­го эфи­ра,
К до­ли­нам звез­дно­го пу­ти…

          Ста­рик жил вы­со­ко в го­рах, жил так дав­но, что и по­те­рял счет го­дам. До под­но­жья гор его про­во­ди­ли де­ти, ког­да он со­ста­рил­ся: сам же и про­сил – не хо­тел им ме­шать… По­ду­мал, что слиш­ком дол­го ждать смер­ти не при­дет­ся, но все-та­ки взял с со­бой сам­ое необхо­ди­мое на пер­вый слу­чай. Де­ти оста­лись в до­ли­не, где жи­ли всег­да, а Ста­рик под­нял­ся ту­да, ку­да лю­дей еще не за­но­си­ло. Под­ни­мал­ся не один день, а каж­дый день – по­нем­но­гу, и на­ко­нец оста­но­вил се­бя: вы­ше – уже не­ку­да. Облю­бо­вал углу­бле­ние вы­со­ко­го ка­ме­ни­сто­го вы­сту­па, да и обосновался там. Оказалось, жить можно – гу­стая сте­на вью­щих­ся ра­сте­ний надежно ук­ры­ва­ла от дож­дей и хо­ло­дов. Знал, что сам­ое глав­ное в его по­ло­же­нии – уметь ра­зво­дить и под­дер­жи­вать огонь, и это­му на­у­чил­ся до­воль­но ско­ро: при­го­ди­лась ста­рая сно­ров­ка. Одеж­ды, как ни стран­но, ему хва­та­ло, и да­же с об­увью по­ка бы­ло все в по­ряд­ке.

          В осталь­ном – все ока­за­лось про­ще.

          По кру­тым бо­кам ска­лы сте­ка­ла дож­де­вая во­да, и Ста­рик со­би­рал ее в вы­су­шен­ные фля­ги из тык­вы. На усту­пе за ска­лой он раз­вел ма­лень­кий ого­род, где вы­ра­щи­вал ово­щи, тру­дясь по­ти­хонь­ку, ког­да был в со­стоя­нии. Зве­ри по­на­ча­лу ис­пу­га­лись че­ло­ве­ка, а по­том по­ня­ли, что это ему впо­ру бо­ять­ся их. Они рас­поз­на­ли в нем поч­ти рав­но­го се­бе, по­чув­ство­ва­ли, что не при­чи­нит им вре­да, – и при­бли­зи­лись к не­му. Он их не от­тол­кнул, по­дру­жил­ся с ни­ми, ла­скал их де­те­ны­шей. Зве­ри при­но­си­ли ему еду: кор­не­пло­ды, мед, оре­хи, фрук­ты. Пти­цы сна­ча­ла ди­ви­лись то­му, что че­ло­век жи­вет там, где они са­ми гнезд не ви­ли, но по­том ста­ли при­ле­тать к не­му со свои­ми птен­ца­ми и при­но­сить яго­ды на ве­точ­ках.

          Проходили дни и недели; Старик жил и ждал смер­ти, а она все не при­хо­ди­ла. Тог­да Ста­рик приу­чил­ся к мед­ли­тель­ной жиз­ни, да и при­вык к ней на­столь­ко, что буд­то дру­го­го не знал ни­ког­да. При­вык и к эт­им го­рам. Ста­рик был ти­хим и смир­ным, и при­ро­да гор все боль­ше рас­по­ла­га­лась к не­му, а он, в свою оче­редь, все бо­лее прис­по­са­бли­вал­ся к го­рам. Гля­дя на жи­вот­ных и на­се­ко­мых, сам на­у­чил­ся на­хо­дить нуж­ные ра­сте­ния, за­су­ши­вать тра­вы и ко­ре­нья, при­го­та­вли­вать отва­ры – так он ле­чил­ся при необхо­ди­мо­сти. На­у­чил­ся по­мо­гать зве­рям и пти­цам, ле­чить их. Лю­бил по­дол­гу про­гу­ли­вать­ся по окрест­но­стям, при­слу­ши­вал­ся к рит­му нез­на­ко­мой ра­нее Жиз­ни, ди­вясь то­му новому, что уз­на­вал о го­рах, о жиз­ни жи­вот­ных и ра­сте­ний, – ведь до­жил до глу­бо­кой ста­ро­сти, а о на­стоя­щем толь­ко до­га­ды­вал­ся – там, вни­зу, а здесь…

          Здесь все бы­ло на­стоя­щим. При­воль­но и отра­дно бы­ло!

          Он ни­ког­да не на­ме­ре­вал­ся спу­ска­ть­ся вниз, но ча­сто за­сма­три­вал­ся на­верх, от че­го зах­ва­ты­ва­ло дух! Что­бы вы­живать, приу­чил­ся вы­пол­нять са­мые про­стые пра­ви­ла, ко­то­рые и при­ду­мы­вать не приш­лось, они са­ми «про­си­лись» быть ис­пол­нен­ны­ми. При­вык им сле­до­вать, ни­че­го не ме­нял в ежед­нев­ном распо­ряд­ке: и сил на боль­шее не хва­та­ло, и на­стро­ения не бы­ло, и ни­че­го дру­го­го ис­кать не хо­тел. Он был очень, очень ста­рым, и ему сам­ому иногда ка­за­лось уди­ви­тель­ным, что он как-то су­ще­ство­вал: жив – и хо­ро­шо.

          Сла­бость по­рой одо­ле­ва­ла, ва­ли­ла с ног, по­беж­дая все об­ре­тен­ные при­вы­чки и пра­ви­ла… Иног­да не­де­ля­ми чув­ство­вал се­бя осо­бен­но не­хо­ро­шо – ле­жал, не вы­со­вы­ва­ясь из свое­го те­пло­го ук­ры­тия. Тог­да ли­си­цы и ко­зы са­ми на­ве­ды­ва­лись к не­му, ле­чи­ли его, и он по­сте­пен­но вста­вал на но­ги, а по­том до­ле­чи­вал­ся сам. Так слу­ча­лось нес­коль­ко раз, и Ста­ри­ку ка­за­лось, что уже не под­ни­мет­ся, но вся­кий раз Жизнь опять да­ва­ла но­вые со­ки, ук­ре­пляю­щие си­лы Ста­ри­ка.

          Вре­мя шло…
Про­шли ко­рот­кие ме­ся­цы и долгие го­ды.

          Однажды, поздним утром, Старик собрался с духом, преодолевая недомогание, и попробовал подняться со своей лежанки, выстланной примятым хворостом и сухими листьями, да не смог почему-то. Удивился, попытался еще раз – опять не получилось. Его словно придавило огромным, бесформенным валуном. А-а-а… Не открывая глаза, почувствовал присутствие поблизости какого-то неприятного существа, которого он еще не знал. Заставил себя открыть глаза, видит, рядом с ним сидит кто-то, пришедший издалека, и неясная догадка прибавила ему смелости.

          Он спросил, проверяя, есть еще у него голос:

          – Кто ты и откуда?

          – Да я это, я, старче, не узнал? – отвечала закутанная в темное фигура, опирающаяся на крепкий, но весьма изящный посох. Это была узнаваемая фигура женщины! А-а-а… Откидывая покрывало со своего лица, женщина усмехнулась и произнесла:

          – Я – твоя Смерть, пришла за тобой. Не ждал, что ли?

          Старик попытался медленно подняться – будто с неимоверным трудом отпихивая в сторону огромный валун. Спустил ноги на каменный пол, засыпанный пучками сухой травы. Посидел… А-а-а… Взглянул на гостью, совсем не страшную на вид, а скорее печальную: неужели вот так она и приходит? Правда, ее лицо он рассмотрел плохо…

          Ответил:

          – Пожалуйста, я готов.

          – Как, ты даже не просишь меня повременить? – удивилась Смерть. – Все хотят, чтобы я пришла как можно позже, никто не ждет меня с радостью. Даже лежащие на моем, на смертном, одре надеются на Жизнь, умоляют о ней. Некоторые пытаются от меня убежать, другие – откупиться, третьи – победить меня. Вижу, ты – не таков.

          – А я уже пожил там, внизу, – махнул куда-то рукой Старик. – Все знаю, что ты говоришь о людях. Пожил я и здесь, наверху. Знал бы, что здесь так хорошо – может, давно бы сам поднялся сюда или еще куда… Но недосуг было задуматься об этом в молодости, да и потом… Там меня одолевали другие заботы. Когда умерла моя жена, я взял и попросил, чтобы меня переправили сюда.

          – Зачем? – заинтересовалась Смерть.

          – Затем, чтобы отсрочить твой приход. Моя жена умирала тяжело, болела несколько лет… Просила, чтобы я пожил еще, протянул подольше. Вот я и решил… Но теперь, видно, отложить ничего уже нельзя.

          – И у тебя нет никакого последнего желания? – спросила Смерть.

          – Есть, – ответил Старик. – Мне хотелось бы на прощание посидеть немного на любимом уступе, на обрыве моего «дворика жизни». Я там провожу по нескольку часов в день, предаваясь размышлениям о прошлом и настоящем. Разреши мне в последний раз... Не возражаешь?

          – Конечно, – согласилась Смерть. – А ты не стал бы возражать, чтобы я посидела с тобой рядом?

          – Ты ме­ня удив­ля­ешь, – от­ве­тил Ста­рик. – Ты приш­ла как хо­зяй­ка, те­бе и рас­по­ря­жать­ся…

          Они про­шли вдоль от­вес­ной ска­лы. Смерть спрятала свое жало и мысленно под­дер­жи­ва­ла Ста­ри­ка, что­бы он не упал, не спо­ты­кал­ся. По­ка шли, Смерть креп­ко опи­ра­лась на свой по­сох, на­кло­ня­ясь и слов­но при­слу­ши­ва­ясь к нему. Вдво­ем, как луч­шие друзья, доб­ра­лись до «дво­ри­ка жиз­ни», се­ли на уступ, по­лю­бив­ший­ся Ста­ри­ку. День был в раз­га­ре, и бы­ло обид­но уми­рать – при од­ном толь­ко взгля­де на ту кра­со­ту, ко­то­рая ра­до­ва­ла его взо­ры каж­дый день.

          Взи­рая на то же сам­ое, Смерть спро­си­ла:

          – Ска­жи, Ста­рик, а те­бе не жал­ко рас­ста­вать­ся с Жизнью?

          – Жал­ко, иног­да бы­ва­ет жал­ко, но... что та­кое Жизнь, я уже знаю, а что та­кое Смерть – еще нет, – про­из­нес Ста­рик. – Я тут жи­ву дол­го и по­нял: все­му бы­ва­ет свой че­ред. Так за­ве­де­но в при­ро­де: все, что ро­ди­лось, дол­жно про­жить отпущенный срок и уме­реть ког­да-то. Раз­ве ра­сте­ния и жи­вот­ные не уми­ра­ют? Уми­ра­ют и ни­ког­да не бе­га­ют от сво­ей смер­ти. Так и я… По­ра мо­ей Жиз­ни про­шла, по­ра Смер­ти, то есть твоя, на­сту­пи­ла. Как я мо­гу это­му воз­ра­зить?

          Смерть ти­хо ото­дви­ну­лась в сто­ро­ну. По­мол­чав, ска­за­ла:

          – Я знаю, что ты тер­пе­ли­вый и не злоб­ный, ви­жу, что наб­рал­ся му­дро­сти Жиз­ни, по­э­то­му хо­чу спро­сить… Удивляюсь, по­че­му ме­ня все так не лю­бят, же­ла­ют от­да­лить, из­бе­жать, об­ма­нуть, а ведь я приношу только облегчение, освобождение от оков страданий! Да, да, ис­поль­зу­ют лю­бые прие­мы и улов­ки – бе­гут стрем­глав, лишь бы выр­вать се­бе ку­со­чек Жиз­ни! По­че­му? Для чего?

          Ста­рик вздох­нул и про­из­нес:

          – Лю­ди при­вы­кли счи­тать свое су­ще­ство­ва­ние на све­те бес­цен­ным, на­страи­ва­ют се­бя и своих де­тей толь­ко на Жизнь, а не на Смерть. Ни­кто не хо­чет уми­рать мо­ло­дым или боль­ным, или ста­рым. И по­том – они бо­ят­ся не­и­звест­но­сти! Лю­ди хо­тят жить и жить без кон­ца, насыщаться радостями Жизни, но поч­ти ни­ког­да и не де­ла­ют то­го, что­бы Смерть… что­бы Смерть не спе­ши­ла стрем­глав к ним или к их де­тям.

          – О, как справедливы твои слова! – вос­клик­ну­ла Смерть, стук­нув по ка­ме­ни­стой зе­мле своим по­со­хом – и зе­мля по­кач­ну­лась, ли­стья с де­ре­вьев мгно­вен­но осы­па­лись, обла­ка за­мер­ли в воз­ду­хе. – Я знаю о лю­дях все, не жду но­во­стей о них. Но ты ме­ня сму­тил, на­стро­ил на твою Жизнь! Что-то в ней есть… О-о-о… По­си­дим еще чуть-чуть. Как лю­ди не по­ни­ма­ют: я не мо­гу стать чем-то дру­гим, чем яв­ля­юсь на са­мом де­ле! Это лю­ди мо­гли бы, как ты ска­зал… А они! Бол­та­ют­ся по Жиз­ни без тол­ку, за­го­ня­ют се­бя в жут­кие де­бри, в яму, в бо­ло­то, – Смерть по­смо­тре­ла на Ста­ри­ка – …Ме­ня не бо­ят­ся должным образом, что стран­но.

          Ста­рик вздох­нул, по­гла­дил ру­кой тра­ву, ощу­щая ее прох­ла­ду, сор­вал нес­коль­ко ягод, съел их. Зак­рыв гла­за, ждал… По­про­сил:

          – По­си­дим еще чуть-чуть, если не воз­ра­жа­ешь.

          Смерть, по­и­гры­вая своим по­со­хом, ска­за­ла:

          – Ста­рик, зна­ешь, что? Я те­перь спе­шу, у ме­ня мно­го дел, и все – нео­тлож­ные. Вот что. Не бу­ду то­ро­пить­ся с то­бой, хо­тя пов­то­ров не лю­блю. Ви­жу, что Жизнь не за­то­пи­ла, не ис­кал­ечи­ла те­бя болью и оди­но­че­ством, те­бе не страш­но уми­рать. Оста­вляю те­бя на этот раз; вер­нусь, ког­да за­хо­чу, как, слу­ча­ет­ся, яв­ля­юсь не од­наж­ды и к не­ко­то­рым дру­гим. Ты, ви­жу, удив­лен? Да, я умею при­хо­дить по нес­коль­ку раз, но та­кое бы­ва­ет очень ред­ко. Что ска­жешь?

          Ста­рик не­ча­ян­но до­тро­нул­ся до по­со­ха Смер­ти – хо­лод мо­мен­таль­но ско­вал его паль­цы. Он от­дер­нул ру­ку и ска­зал:

          – Ты – моя го­стья, пер­вая го­стья – здесь, в го­рах... Да еще ка­кая! Ты все­мо­гу­ща. Как я мо­гу те­бе от­ка­зать? Твое пра­во – твое на­ме­ре­ние. При­хо­ди, ког­да за­хо­чешь. Как ви­дишь, я су­мел так на­стро­ить свою Жизнь, что каж­дую ми­ну­ту го­тов к тво­е­му при­хо­ду.

          – До сви­да­ния. Будь здо­ров, Ста­рик!

          Ста­рик не ус­пел от­ве­тить ей, как она ис­чез­ла, ра­стая­ла в воз­ду­хе; доль­ше все­го та­ял ее по­сох… Он огляделся – никого! Ду­мал, что не смо­жет оторваться от края обры­ва: на про­тя­же­нии все­го раз­го­во­ра чув­ство­вал, как мед­лен­но спол­за­ет в про­пасть. И вдруг нео­жи­дан­но об­нару­жил, что мо­жет под­нять­ся на но­ги. Ну-ка, ну-ка... Под­нявшись, ото­шел подальше в сто­ро­ну, сел на те­плый ка­мень, ус­пев­ший со­греть­ся от лу­чей солнца – толь­ко что вы­гля­нув­ше­го из-за туч­ки… Не­дол­го по­си­дел, ра­сти­рая за­тек­шие но­ги, об­ду­мы­вая слу­чив­ше­еся. Чув­ство­вал, что сил его хва­тит, что­бы дой­ти до до­ма. По­сле, к ве­че­ру, доде­лав не­ко­то­рые де­ла, за­пу­щен­ные во вре­мя бо­лез­ни, еще раз при­шел сю­да, на «дво­рик жиз­ни». Ве­рить или не ве­рить то­му, что бы­ло?

          Вре­мя шло…
Про­шли ко­рот­кие ме­ся­цы и долгие го­ды.

          Од­наж­ды, бли­же к ве­че­ру, Ста­рик из по­след­них сил ра­бо­тал на ма­лень­кой де­лян­ке – ду­мал: ус­петь бы до но­чи упра­вить­ся. С утра давило сердце, и он трудился, превозмогая боль. По­пра­вляя гряд­ки, вдруг по­чув­ство­вал, что серд­це слов­но обры­ва­ет­ся, ка­тит­ся вниз, в про­пасть, на край то­го обры­ва… Он толь­ко ус­пел бросить мотыгу и прилечь на ку­чу све­жих сор­ня­ков, как на­чал­ся силь­ный дождь. «На­вер­ное, это ко­нец», – по­ду­мал Ста­рик, да­же не ста­ра­ясь при­крыть се­бя ло­пу­ха­ми, ко­то­рые услу­жли­во под­ста­вля­ли ему свои зе­ле­ные зон­ты.

          – Стар­че, ты не уз­нал ме­ня? – про­из­нес чей-то зна­ко­мый го­лос, за­глу­шив­ший шум дож­дя, пе­ре­хо­дя­ще­го в гро­зу. Ле­жа, не от­кры­вая глаз, Ста­рик за­ме­тил уже зна­ко­мую, за­ку­тан­ную в тем­ное фи­гу­ру Смер­ти, опи­рав­шую­ся на тот же креп­кий по­сох. Ста­рик с облег­че­ни­ем вздох­нул, не про­из­но­ся вслух ни сло­ва: на­ко­нец-то!

          – Так ты ме­ня ждал! – вос­клик­ну­ла Смерть ра­дост­но. Она при­кры­ла Ста­ри­ка своим по­кры­ва­лом, и ему ста­ло мир­но и по­кой­но, боль от­сту­па­ла на даль­ний край раз­верз­шей­ся про­па­сти, за гра­ни­цу ми­роз­да­ния.

          Но Смерть не спе­ши­ла к сво­е­му тор­же­ству. Спро­си­ла:

          – Ну, как те­бе, стар­че?

          Ста­ри­ку сна­ча­ла не хо­те­лось от­ве­чать, но че­рез ми­ну­ту он ско­рее по­чув­ство­вал, чем уви­дел, что по­лу­си­дит-по­лу­ле­жит под ма­лень­ким наве­сом, ко­то­рый не­дав­но при­стро­ил к ска­ле воз­ле не­вы­со­ко­го де­ре­ва. Дождь по­ли­вал ого­род, и бы­ло слыш­но, как где-то вда­ле­ке ба­ра­ба­нил град.

          По­сох Смер­ти мая­чил пря­мо пе­ред гла­за­ми. Смерть про­го­во­ри­ла:

          – Ви­жу, ви­жу, ты уже тя­го­тишь­ся Жизнью, по­то­му что лет те­бе не­ма­ло. Ты хоть зна­ешь – сколь­ко?

          Ста­рик от­ве­тил, сла­бо со­об­ра­жая, то ли го­во­рит:

          – Не пом­ню, за­был…

          Смерть ус­мех­ну­лась и спро­си­ла:

          – А как те­бя зо­вут, пом­нишь?

          Ста­рик по­пы­тал­ся на­прячь свою и без то­го устав­шую па­мять:

          – Как зо­вут… Как зва­ли… Ког­да-то пом­нил…

          Смерть за­сме­ялась дроб­но:

          – Ма­ло кто из лю­дей так уди­вил ме­ня! Ма­ло кто из лю­дей так мне по­ко­рил­ся. Ма­ло кто из лю­дей так ме­ня ждет…

          Ста­рик по­чув­ство­вал не­ко­то­рое облег­че­ние, сел по­у­доб­нее, ос­ла­бил стес­не­ние вет­хой одеж­ды. Дождь уже пе­ре­стал, мир на­пол­нял­ся го­мо­ном птиц, ры­ча­ни­ем зверья, те­плом жиз­ни. За­чем ему – Жизнь? Смерть при­се­ла ря­дом, пре­дус­мо­три­тель­но ото­дви­нув свой по­сох по­даль­ше.

          – Ты, не­бось, уста­ла? – спросил Старик.

          – Нет, я ни­ког­да не устаю. Без ме­ня не бу­дет дви­же­ния Жиз­ни, как это при­ня­то по­ни­мать. Жизнь не­у­стан­на, а я спе­шу вслед за ней. Законы пространства и времени – законы истинные. Законы материи и духа скреплены договором между Жизнью и Смертью. Мы – не со­пер­ни­цы, нет, мы – еди­ное це­лое: там, где боль­ше про­стран­ства зах­ва­ты­ва­ет Жизнь, там ме­нь­ше ме­ста ос­та­ет­ся для Смер­ти, по­ни­ма­ешь?

          По­ду­мав нем­но­го, Ста­рик спро­сил:

          – Тог­да, если, на­при­мер, Жизнь зай­мет все про­стран­ство, весь, так ска­зать, по­зво­ли­тель­ный объем, тог­да… тог­да она про­сто по­те­снит Смерть, а мо­жет, и вы­те­снит ее – нав­сег­да?! Вы так договорились?

          Смерть с со­чув­стви­ем по­смо­тре­ла на не­го:

          – Ты до­гад­лив, стар­че. Толь­ко вы­те­снить ме­ня не удаст­ся ни­ког­да, это яс­но, как день Жиз­ни или ночь Смер­ти. Что­бы это про­изо­шло, на­до, что­бы… лю­ди, раз­ви­ва­ясь и му­жая в по­ступ­ках, в своих мы­слях – не спу­ска­лись ду­шой до уров­ня бо­га­дель­ни, а… во­звы­ша­лись до гор­ных вер­шин, как это су­мел сде­лать ты, стар­че.

          Ста­рик окон­ча­тель­но при­шел в се­бя, осмелел:

          – Да, сначала я про­сил, даже настаивал, что­бы де­ти от­да­ли ме­ня в бо­га­дель­ню, но они от­ка­зы­ва­лись, вы­пол­няя свой долг пе­ре­до мной. В бо­га­дель­не дол­го не жи­вут, ты же зна­ешь...

          Смерть с уко­риз­ной по­смо­тре­ла на не­го:

          – Мог бы и не го­во­рить, бо­га­дель­ня – это мое цар­ство, там я не при­хо­жу дваж­ды к каж­до­му из предназначенных мне. Там – я же­лан­ная из­ба­ви­тель­ни­ца, и до­воль­но об этом. Вот тут, в тво­ем ми­ре, то есть в ми­ре, соз­дан­ном то­бой, мне уди­ви­тель­но лег­ко по­те­снить­ся, усту­пая ма­лое ме­сто тво­ей Жиз­ни – еще на не­ко­то­рое вре­мя.

          – Да, я сам за­хо­тел сю­да, заб­рал­ся на кру­чу, по­ни­мая, что на­зад, в до­ли­ну лю­дей, не спу­щусь ни­ког­да, – Ста­рик нах­му­рил­ся, вспо­ми­ная о жиз­ни в до­ли­не. – Заб­рал­ся так вы­со­ко, как толь­ко сил хва­ти­ло. По­ка под­ни­мал­ся на­верх (не один день – а с пе­ред­ыш­ка­ми!), каж­дый раз ду­мал, что не дой­ду… до сле­дую­щей вер­ши­ны… Встре­чал все но­вые и но­вые фор­мы Жиз­ни – и удив­лял­ся... – Он по­мол­чал. – Ин­те­рес­но, как те­бя встре­ча­ют жи­вот­ные и ра­сте­ния?

          – Серьез­ный ты, стар­че, че­ло­век… – отвечала Смерть. – Ра­сте­ния – лег­ко, у них нет сил и воз­мож­но­стей про­ти­во­стоять мо­ей во­ле. Жи­вот­ные – на­пря­га­ют­ся, пре­пят­ству­ют мне, сле­дуя ин­стинк­ту вы­жи­ва­ния. Лю­ди же, по­лу­чив­шие Жизнь, ос­оз­нав­шие ее до­сто­ин­ства и пре­ле­сти или ис­пы­тав­шие го­речь без­ду­шия и ли­це­ме­рия, не ви­дят во мне итог свое­го су­ще­ство­ва­ния. Они не го­то­вят се­бя к встре­че со мной. – Смерть ти­хонь­ко за­сме­ялась… – Вот ты су­мел под­нять­ся… вверх, в го­ры, под­тя­нул те­ло к оби­та­ли­щу ду­ши, к не­бу, к чи­сто­те ду­ха, к Смер­ти! Диву даюсь: философам, монархам и падишахам далеко до тебя...

          Ста­рик зак­рыл гла­за, мол­ча слу­шал го­лос Смер­ти, почти не удив­ля­ясь то­му, что она за­ин­те­ре­со­ва­лась тем про­стым, тем обык­но­вен­ным, что для не­го са­мо­го об­нару­жи­лось толь­ко здесь, да и не так дав­но – если срав­ни­вать со всей его Жизнью. Глаз дол­го не от­кры­вал, а ког­да от­крыл, уви­дел, что они си­дят вдво­ем на краю обры­ва, воз­ле «дво­ри­ка жиз­ни», точ­но так же, как… в про­шлый раз. Как ни стран­но, си­лы у не­го, и в са­мом де­ле, по­че­му-то ста­ли при­бы­вать, но об­ма­ны­вать се­бя бы­ло нелепо.

          Он расслабился и смиренно ожи­дал сво­ей уча­сти.

          Смерть по­смо­тре­ла на не­го в упор, поч­ти ли­шая его сил, про­дол­жи­ла:

          – И вот что ска­жу те­бе: те­перь я хо­чу по­вре­ме­нить сно­ва. Так хо­чу! Не при­ни­маю твое­го от­ка­за, ко­то­рый, ви­жу, го­тов уже сор­вать­ся с язы­ка. Он ме­ня ма­ло ин­те­ре­су­ют. Оста­вляю свои се­год­няш­ние на­ме­ре­ния, от­ло­жу их на не­ко­то­рое вре­мя.

          Смерть под­хва­ти­ла по­сох, вста­ла во весь рост.

          – До сви­да­ния. Будь здо­ров, Ста­рик. Не жди ме­ня осо­бен­но ско­ро!

          Ста­рик опять ни­че­го не ус­пел от­ве­тить ей – как она ис­чез­ла, ра­стая­ла в воз­ду­хе; доль­ше все­го та­ял по­сох… Он сначала провалился куда-то, потом обрел сознание, огля­дел­ся во­круг и по­нял, что опять по­лу­си­дит-по­лу­ле­жит под ма­лень­ким наве­сом. Нем­но­го по­дож­дав, все же под­нял­ся, хо­тя и с тру­дом. От­рях­нул­ся, по­доб­рал нес­коль­ко клуб­ней зе­мля­но­го кар­то­фе­ля; на­пра­вил­ся бы­ло к «дво­ри­ку жиз­ни», да пе­ре­ду­мал по до­ро­ге, раз уж са­ма Смерть ото­дви­ну­ла его от то­го края, что так тя­нул к се­бе... Оста­но­вив­шись, дол­го еще смо­трел на вы­со­кие, в фи­о­ле­то­вой дым­ке, вер­ши­ны да­ле­ких гор, ку­да ему ни за что не под­нять­ся – при всем его же­ла­нии!

          Вре­мя шло…
Про­шли ко­рот­кие ме­ся­цы и долгие го­ды.

          Од­наж­ды ближе к вечеру Ста­рик ук­ры­вал от на­сту­паю­щих хо­ло­дов три ку­сти­ка неописуемо кра­си­вых роз. Он дав­но уха­жи­вал за ними: ро­зы бы­ли ка­ко­го-то необычного сор­та, и толь­ко-толь­ко при­вы­кли к осен­ней по­го­де. Ста­рик раз­мы­шлял о том, что на бу­ду­щий год нуж­но… И вдруг… слов­но ли­шил­ся всех сил – рух­нул нич­ком пря­мо на эти ро­зы. Па­дая, и ра­ня се­бя их ши­па­ми, но поч­ти не чув­ствуя бо­ли, он по­пы­тал­ся хо­тя бы отклониться в сто­ро­ну, что­бы при­чи­нить ку­сту как мож­но ме­нь­ше вре­да: кто же бу­дет уха­жи­вать за ни­ми по­том, ког­да он…

          Не мо­жет быть, что­бы она так дол­го не при­хо­ди­ла!

          А она… Она дав­но приш­ла и стояла ря­дом. Не спе­ши­ла, но и от­тя­ги­вать до­лее не хо­те­ла – на этот раз: стояла, опи­ра­ясь на по­сох дву­мя ру­ка­ми, слов­но ста­вя точ­ку – в знак рав­но­ве­сия Жиз­ни и Смер­ти, за­клю­чен­но­го в при­ро­де.

          – Ста­рик, твоя ду­ша слишком чи­ста, и ты до­сто­ин то­го, что­бы ни­ког­да не уми­рать, а жить бес­ко­неч­но! – произнес­ла Смерть с не­ко­то­рым со­жа­ле­ни­ем.

          – Нет, нет… – язык Ста­ри­ка еще пом­нил ка­кие-то че­ло­ве­че­ские сло­ва, хо­тя де­ся­ти­ле­тия­ми ему приходилось раз­го­ва­ри­вать толь­ко с жи­вот­ны­ми и ра­сте­ния­ми. – Нет, та­ко­го не мо­жет быть до­сто­ин ни один че­ло­век. Не тя­ни, не за­дер­жи­вай­ся, у те­бя еще мно­го дел.

          Тог­да Смерть ска­за­ла сте­пен­но:

          – Ста­рик! Я успела полюбить тебя... Не бу­ду тебя му­чить, но про­шу, вы­пол­ни и ты мое по­след­нее же­ла­ние.

          – Ка­кое? – ед­ва вы­го­во­рил Ста­рик.

          – По­жа­луй­ста, пой­дем по­си­дим на краю твое­го обры­ва, я уже так при­вы­кла к не­му и к те­бе, что не мо­гу отвы­кнуть сра­зу. И во­об­ще, зная те­бя, не хо­чу на­ру­шать твой ри­ту­ал про­ща­ния с Жизнью.

          – Хо­ро­шо, – поч­ти без­звуч­но про­шеп­тал Ста­рик, уже не пы­та­ясь вы­ти­рать кровь, со­ча­щу­юся из ра­нок от ши­пов, струй­ка­ми бе­гу­щую по ли­цу и на­по­ми­наю­щую ему о Жиз­ни.

          …Они долго си­де­ли на лю­би­мом ме­сте Ста­ри­ка, вме­сте со­зер­цая, чем Жизнь пи­та­ла его по­след­ние го­ды – ночная тьма была прозрачной и не мешала им. Уже забрезжил ранний рассвет… Ста­рику стало хорошо и покойно; он не чув­ство­вал ни­че­го: ни бо­ли, ни хо­ло­да, ни со­жа­ле­ний.

          Мир отодвигался все дальше от него, охраняя свою Жизнь.

          На ближ­ние усту­пы скал вы­бра­лись из глу­хих уро­чищ зве­ри.

          Вы­со­ко в не­бе­сах па­ри­ли пти­цы, не­ко­то­рые са­ди­лись на кам­ни – ря­дом со Ста­ри­ком, но по­даль­ше от Смер­ти.

          Че­го-то не хва­та­ло…

          И Ста­рик вдруг при­пом­нил то, что ни­ког­да не за­бы­вал: как пах­нут, как вы­гля­дят ры­бы и мор­ские жи­вот­ные, жи­ву­щие в глу­бин­ных во­дах; вспом­нил, как ча­сто жа­лел, что не смо­жет пла­вать ря­дом с ни­ми, то­ско­вал о них.

          Смерть спе­ши­ла…

          Ухо­дя­щая вслед за Смертью мысль Ста­ри­ка по­след­ним своим дви­же­ни­ем по­хо­ди­ла на рез­вую мор­скую рыб­ку, ко­то­рая юр­кну­ла меж­ду ска­ла­ми в сво­бод­ный про­ток во­ды, скры­ва­ясь от на­сти­гаю­щей ее тем­но­ты…

          Смерть бе­реж­но взя­ла ду­шу Ста­ри­ка и пре­да­ла ее без­бреж­ным во­дам Веч­но­сти, с ко­то­рой у Жиз­ни и Смер­ти бы­ли свои, не под­даю­щие­ся ни­ка­кой че­ло­ве­че­ской ло­ги­ке от­но­ше­ния…

          * * *
Вре­мя для дру­гих лю­дей шло и шло...
Про­хо­ди­ли долгие го­ды и на­сту­па­ли ко­рот­кие ме­ся­цы.

Урок на воде

         Первая маленькая история произошла в июле 1979 года, когда мы с Машей отдыхали в Дальних Камышах, в окрестностях Феодосии. Здесь наша семья привыкла отдыхать уже несколько лет подряд. Сюда возили нас с братом в нашем детстве, сюда же мы потом приезжали с мужем, а теперь вот – с ребенком. Что и говорить, какой восторг вызывало у Машеньки все, что она впервые испытала и увидела в своей детской жизни! Она с интересом вглядывалась в морские дали, весело бегала по горячему песочку дикого пляжа, баловалась и плескалась в соленой воде. Все было в новинку, все было здорово. Почти с утра до вечера мы с ней проводили на море. Шел день за днем, впечатлений становилось все больше и больше.
          Жаль, что наступит время, когда придется уехать!
          С моей же стороны во всем этом присутствовал практический интерес: я все чаще стала задумываться о том, хватит ли оставшихся двух недель, чтобы научить Машу плавать. Было ей тогда ровно три года, и плавать она еще не умела. Раньше учить ее плаванию было особенно некогда, да, пожалуй, и негде в условиях средней полосы: короткое лето, мало тепла! А тут… Было заметно, что сама она очень хотела научиться плавать, но оторваться от дна никак не решалась. Барахталась у самого берега, болтала руками и ногами, делала вид, что плывет. Несколько раз я пыталась научить ее двигаться в воде правильно, а она все – никак: «включался» тормоз охраны от неожиданностей.
          Время шло, и вот однажды, выбрав момент, я решилась на смелый поступок:
          Держись за меня. Положи руки на мои плечи, я поплыву подальше и заодно тебя прокачу.
          А мне страшно будет!
         Нет, совсем не будет. Ведь я хорошо плаваю, а ты – легкий груз. Главное, помогай мне, делай движения ногами, как делала это, передвигаясь на руках по дну.
          Маше было очень заманчиво, и она рискнула. Не то, что положила руки на мои плечи, а просто ухватилась, вроде как краб клешнями. Я отплыла довольно глубоко, но так, что мои ноги еще доставали дно, а ее – уже нет. Она привыкла к такому катанию, перестала бояться.
          Я спросила:
          Ну, как?
          - Ой, здорово!
          Чувствовалось, что она хорошо держится на воде, осталось чуть-чуть… Тут я быстро перевернулась на спину, выскользнула в сторону и оставила Машеньку, и она продолжила движение по инерции, без всякой опоры. Нужно было видеть ее глаза! И, конечно, нужно было видеть, как она, не ожидавшая от меня такого поведения, стала не беспорядочно бить руками и ногами по воде, теряя плавучесть (чего я так боялась!), а, преодолев панический страх и сумятицу переживаний, в течение нескольких секунд выправилась и почти правильно доплыла до берега.
          Зато - что я от нее услышала, можно только представить!
          Тем не менее, немного поиграв на песочке, она снова вошла в воду… Я сделала вид, что не наблюдаю за ней. Маша стала играть и возиться с ребятами у самого берега – но недолго. Потом зашла подальше в воду, и вижу: осторожно плывет вдоль берега, часто останавливаясь и отдыхая. Это – уже что-то!
          Вскоре я научила ее плавать по правилам, насколько умела сама.
          Мама, ты, конечно, жестоко со мной обошлась. Как ты могла? А если бы я утонула! – то и дела напоминала мне она.
          Нет, ты бы ни за что не утонула, - уверяла ее я. - Ведь ты и сама была почти готова к плаванию, и я бы не дала тебе утонуть, не сомневайся. Теперь ты плаваешь, а это – большое дело. Воды на свете гораздо больше, чем земли. Каждый человек должен научиться плавать, а как же иначе – в море, в озере, на реке. Понимаешь?
          Она, конечно, понимала. Плавать ей понравилось. В течение всего оставшегося времени она закрепляла свое новое знание. Для своего возраста научилась плавать хорошо. С тех пор она воды не боялась, а я получила некоторую уверенность в том, что она сможет уберечь себя на воде.